Диакон Димитрий Красовский «Как это было? Дневник обретения святых мощей святителя Илариона, митрополита Суздальского и Юрьевского (15-17 октября 2024 года).
От редакции. В связи с уточнением Синодальной комиссией по канонизации святых (далее – СККС) списка святых Владимирской митрополии, на основании «Верного Месяцеслова
всех русских святых», изданного в 1903 г. по благословению Святейшего
Правительствующего Синода, из него был исключён ряд чтимых Божиих угодников. Но в
конце 2018 года был поставлен вопрос о возвращении в этот список почитаемого
церковным народом имени Илариона, митрополита Суздальского и Юрьевского (на
кафедре с 1682 по 1707 гг.), который после его кончины 14 декабря 1707 года был погребён
в Богородице-Рождественском соборе Суздальского кремля. С предложением о поиске и
освидетельствовании его захоронения выступил глава Владимирской митрополии
митрополит Тихон. По согласованию Московской Патриархии и Владимиро-Суздальского
музея-заповедника1 (в дальнейшем, – «Музей», с заглавной буквы) в начале 2023 года было
принято решение об освидетельствовании захоронения и поиске святых мощей этого
видного церковного иерарха. Открытый лист на производство археологических раскопок
был выдан в 2024 году доктору искусствоведения, профессору МГУ Владимиру
Вячеславовичу Седову2, в состав рабочей группы были включены работники Суздальского
филиала Музея, представителем СККС был её секретарь, протоиерей Максим
Владимирович Максимов, представителями Владимирской митрополии – иеромонах
Арсений (Смирнов)3 и диакон Димитрий Красовский4. Последний из них и есть автор
публикуемых воспоминаний.
День первый. 15 октября (вторник) 2024-го года после долгих – полтора года –
процедур согласования, подготовки документации и т.д., приступили наконец к
археологическим раскопкам в Богородице-Рождественском соборе Суздальского кремля с
целью обрести святые мощи святителя Илариона, митрополита Суздальского. Вернее,
первый день был подготовительным: собрались археологи и архитектурные реставраторы – местные и московские, руководство музея, инженерные работники, а из представителей
духовенства – был один я. О. Арсений сказал, что в первый день копать не будут, а только
сдвинут крышку гробницы, поэтому сам не пришёл (то, что было названо «крышкой»,
представляет собой белокаменный монолитный блок весом около 1.3 тонны).
Мы познакомились с археологами и работниками (как я выяснил позднее, –
местными). Старший из них – высокий, худощавый, холерического темперамента,
Александр Николаевич Толмачёв5 – показался мне руководителем раскопок. Он
начальственным тоном разговаривал с молодым человеком Дмитрием Козловым. Молодой
археолог (только потом я узнал, что ни тот, ни другой – не археологи) потихонечку
жаловался пожилой женщине (как я позже узнал, архитектору-реставратору) Ольге
Михайловне Пащенко6 на то, что А.Н. Толмачёв его постоянно ругает. В данном случае
опытный ругал молодого за то, что тот не видел большой сложности в том, чтобы сдвинуть
«крышку» гробницы. А по словам Толмачёва получалось наоборот, что вообще сдвинуть
крышку вряд ли возможно: одна из боковых сторон гробницы практически примыкает к
северной стене собора, а головная часть гробницы входит в стену. Подступиться к
гробнице, по словам Толмачёва, практически невозможно: ни людям, чтобы попытаться
сдвинуть её вручную, ни даже для того, чтобы установить домкраты.
Я попросил слова и сообщил, что, по словам племянника Е.И. Бекетовой,
сотрудницы музея7, принимавшей в 40-е годы ХХ века участие в перезахоронении останков
святителя Илариона, ящик (или коробка) с останками могли быть закопаны рядом с
захоронением, поскольку сдвинуть крышку гробницы она, тогда молодая девушка, не
могла. Племянник Бекетовой – Роман Горелышев8 – почему-то считал, что именно его тётя
положила святые мощи в гробницу. Позже, в процессе работ, я стал понимать, что это
предположение не лишено основания – если согласиться с преданием о том, что в 1945 году
мощи были возвращены в захоронение с южного боку гробницы. Чтобы туда пролезть,
понадобился бы худой, небольшого роста человек.
Надо отметить, что атмосфера раскопок складывалась непросто, очень разными
были участники, и по образованию, и по мировоззрению, но всем нужно было сделать одно
дело. Археологи и музейные работники, когда им нужно было указать цель их поисков,
избегали слов: святые мощи, останки, гроб. Они упорно употребляли слово: «нечто». При
этом Толмачёв поднимал палец вверх и говорил: «Если мы найдём Нечто». Я заметил
соучастникам события о том, что мы (Церковь) ищем и надеемся обрести святые мощи
святителя Илариона, митрополита Суздальского, и если не найдём их в гробнице, то будем
копать рядом с ней. Тогда Толмачёв как-то скептически спросил, почему мы (Церковь)
уверены в том, что останки святителя Илариона там, в гробнице? Тогда я предъявил
присутствовавшим имеющуюся у меня копию акта 1945 г., подписанного директором музея
А.Д. Варгановым9, научным сотрудником Е.И. Бекетовой и сторожем музея Качаловым С.Г. – о возвращении святых мощей в захоронение. Свой рассказ о том, как лет 30 назад
маститый археолог Виктор Глазов10 в изрядном подпитии, имея ввиду гробницу святителя
Илариона, говорил: «Иларион – там!», я оставил (в качестве аргумента) на потом. В своё
время именно этот рассказ матёрого безбожника и при том отличного специалиста,
знавшего лично А.Д. Варганова, и явился началом моего особенного интереса к личности
святителя Илариона, митрополита Суздальского.
Толмачёв продолжал настаивать на том, что проникнуть в гробницу чрезвычайно
сложно, чуть ли не невозможно. Я вежливо напомнил о том, что у нас – сроки: планируемые
приезд Патриарха и Всероссийское прославление святителя Илариона. А также о том, что
уже завтра приезжает представитель СККС МП и мы будем обретать святые мощи.
Толмачёв свысока посмотрел и спросил: «Как?» – как мы проникнем в гробницу? Я ответил
очевидное, в том смысле, что надо начать с простейшего варианта, а именно: разобрать
южную стенку гробницы и вести исследование сбоку. Толмачёв взвился и очень
эмоционально стал «вещать», употребляя специальные термины, о том, что верхняя плита
гробницы сразу сломается и придавит того, полезет внутрь, или просунет туда руку.
Молчавший до сих пор другой работник (местный, в красной куртке) сказал: «Я туда не
полезу». Я предложил сделать из моего собственного материала металлические подпорки
для страховки крышки от обрушения. Толмачёв стал возражать, доказывая, что эти
подпорки установить невозможно. Самый молодой участник Дмитрий Козлов11 шепнул
мне: «Вы правильно говорите, я то же самое предлагал». Но Толмачёва переспорить было
сложно. Тогда я рассказал о том, что в южной стенке гробницы когда-то давно был
проделан проём (его потом заложили и его сразу не было видно), в который наверняка
лазили люди, по крайней мере, руку просовывали. Следы этого отверстия видны на старой
фотографии, которую я несколько позднее предоставил.
Через некоторое время на место будущего обретения приехал Павел Ефимович
Мальцев12, и я понял, что «длинный», Толмачёв, здесь совсем не главный. У меня вообще в
то время вылетело из головы обстоятельство, о котором меня предупреждал о. Арсений –
что копать (в смысле руководить раскопками, точнее, поисками) будут московские
археологи. До сих пор на месте раскопок я видел только «наших» – владимирских
музейщиков и археологов, которых раньше встречал на конференциях или с которыми
общался в процессе согласования документации. Вновь явившийся участник был явно – и
по своему виду, и по манерам – главный. Он сразу же сказал, что надо убирать южную
стенку гробницы, после чего смотреть дальше. Толмачёв на это уже не возражал, а
воспринял как задачу. При знакомстве с П. Е. Мальцевым мы поняли, что раньше уже
общались друг с другом по телефону. Павел Ефимович проявил гораздо большее
понимание задач Церкви и желание ей помочь: он объяснял коллегам, что дело – срочное,
и затягивать его нежелательно. «Ну, – думаю, – теперь дело сдвинется с мёртвой точки.
«Главный» всё разрулил.»
Но настоящий «главный» (чего я пока не знал) пришёл потом, около 15.00, это был
пожилой мужчина-археолог, а с ним две молодые женщины – тоже представители
исторической науки. Мужчина, поздоровавшись со всеми, для чего-то «пошутил» (в первый
и в последний раз за всё время раскопок). Он упомянул что-то вроде традиции некоторых
«матёрых» археологов «пить, курить и материться» во время работы в таких местах. Не
желая спорить прямо, я поведал вновь пришедшему археологу (как потом узнал,
руководителю научно-поисковой части экспедиции) – Владимиру Валентиновичу Седову –
рассказ, услышанный мной от В. П. Глазова, которому об этом в свою очередь рассказывал
сам А.Д. Варганов (потом я слышал его как байку, ходившую среди суздальских археологов
тех времён). Говорили, что когда Варганов просунул через пролом руку в гробницу, то
святитель Иларион схватил его. Варганов какое-то время не мог вытащить из гробницы
свою руку и закричал. Якобы, святитель в тот момент ударил Варганова по уху, после чего
тот стал носить слуховой аппарат. По другой версии, Варганов частично потерял слух после
случая, о котором сам же и рассказывал так: однажды поздно вечером он обнаружил, что
оставил на месте раскопок гробницы тетрадь с научными записями. Тогда он вышел из
своей квартиры, располагавшейся в соборной колокольне, и направился в Богородице
Рождественский собор. Подойдя к двери, он увидел яркий свет и услышал церковное пение.
Внутри собора шла Божественная Литургия. На солее были расстелены архиерейские
орлецы, по которым с зажжёнными свечами ходил сам святитель Иларион в облачении,
изображённом на знаменитом портрете-парсуне. Святитель встал в центре и с амвона
дикирием и трикирием крестообразно осенил вошедшего в собор Варганова. Неведомая
сила отшвырнула директора музея в притвор церкви, где он упал.
Присутствовавший при моём рассказе работник музея Сергей Николаевич
Вахтанов13 заметил, что Варганов приехал в Суздаль из Казахстана, уже имея плохой слух.
Однако причины потери слуха директором музея всё равно занимали умы его сотрудников.
Можно по-разному относиться к правдоподобию этих рассказов, но сам факт того, что они
в устном суздальском предании дожили до наших дней, говорит о неослабевающем
народном переживании мистического присутствия первого митрополита Суздальского.
Я подчеркнул окружающим, что хоть я, как говорится, «за что купил, за то и продал»
свой рассказ, но всё же в святых местах лучше, на всякий случай, быть аккуратнее со
всякими непристойностями. На что никто возражать не стал.
По итогам первого дня было принято решение – на следующий день разобрать часть
южной стены гробницы, а там, как сказал Вахтанов С.Н. – «вскрытие покажет»…
Когда я уже было сел в машину, чтобы ехать домой, мне позвонила Пащенко О.М. и
попросила назавтра, перед началом работ, отслужить молебен «перед началом благого
дела». Дескать, все другие участники события против этого не будут возражать, но Ольга
Михайловна всё же попросила не говорить её коллегам о том, что это была её инициатива.
Я очень обрадовался этой просьбе и одновременно устыдился тому, что мысль об этом
молебне не пришла мне в голову первому.
День второй. 16-го октября, в среду, к 9.00 все собрались в Богородице
Рождественском соборе Суздальского кремля. Как мы об этом договаривались заранее с о.
Арсением, я взял с собой мою супругу Софию Александровну для того, чтобы она пела
молебен и, вообще, – была дополнительными ушами и глазами с «нашей» стороны, что в
таком деле никогда не помешает. Приехал иеромонах Арсений и привёз с собой певчих из
нашего знаменитого хора Спасо-Евфимиевского монастыря г. Суздаля, а также протоиерея
Максима Максимова из Москвы, СККС Московской патриархии. Мы тут же познакомились
с о. Максимом, он мне почему-то сразу понравился, но я в то же время предупредил его,
что немного попозже, когда будет удобнее, выскажу ему серьёзные претензии к работе
СККС.
О. Арсений спросил меня, какой из трёх тропарей святителю Илариону мы возьмём
для молебна?14 Я ответствовал, что первые два теперь можно оставить для истории, а на
службе использовать новый тропарь, написанный в 2018-м году, когда впервые был
поставлен вопрос о всероссийском церковном прославлении святителя Илариона. О.
Арсений, конечно, согласился, и мы на молебне стали петь этот тропарь 3-го гласа: Велика
обрете тя Церковь Русская / ходатая пред Богом и тепла молитвенника, / царей и нищих
питателя духовнаго, / благолепных храмов изрядного зиждителя / и тьмы бесовския
прогонителя преславнаго. / Святителю отче наш Иларионе, / моли Спаса Христа Бога//
помиловати души наша!
Ну, если рассказывать, как пели… У меня, например, пропал голос. Я, скорее,
хрипел… Даже пришла было в голову мысль: «А, может, это знак о том, что пора
заканчивать мою диаконскую карьеру?» Как объяснил потом о. Максим, причиной было
сильное внутреннее волнение. И супруга моя – матушка София – сказала, что мы с о.
Арсением очень были возбуждены, когда служили молебен. Странно, ведь я чувствовал
себя очень спокойно. О. Арсений сказал, что и он – тоже. И оба мы в тот момент были
уверены в том, что святые мощи будут обретены, при чём, в тот же день.
Два молодых археолога под очень тщательным руководством старшего – Седова
В.В. – стали разбирать южную стенку гробницы. Работа велась очень осмотрительно, с
остановками и коллективными обсуждениями и потому ужасно медленно. В процессе
исследования были установлены конструктивные особенности гробницы, а именно – какие
из её стен имеют несущие функции, а какие – только декоративные. Когда, наконец, южная
(боковая) стенка гробницы была освобождена до максимально возможной степени, настало
время для принципиального вопроса: «Что же делать дальше?»
Вернее, для нас – «церковников» – этот вопрос не стоял. Мы-то считали, что
дальше будет всё очень просто: вынем из гробницы всё лишнее – осколки кирпича, белого
камня и прочего строительного мусора, а также, если понадобится, грунт и – … достанем!
Обретём святыню. С.Н. Вахтанов заметил мне на это, что у археологов «мусора» не бывает.
Начались долгие обсуждения археологов, обмеры, фотографирование и прочие чисто
специальные разговоры и действия, из которых мне стало ясно, что назревает решение
приостановить раскопки на неопределенное время.
К этому моменту я, наконец-то, немного разобрался с должностями участников
события. Подошёл к руководителю работ В.В. Седову и спросил, почему остановились
раскопки? Седов сообщил, что он останавливает раскопки, поскольку их нельзя
продолжить, не нарушив определенные правила. Он, в специальных терминах, которые я
не могу воспроизвести, говорил о том, что раскопки, согласно установленных регламентов,
должны производиться сверху вниз и при этом должен быть изучен каждый последующий
слой. Для того, чтобы это сделать, необходимо демонтировать верхнюю плиту. Для того,
чтобы в свою очередь убрать плиту, нужен отдельный проект, в котором будут указаны
способ и конструкции, с помощью которых это можно будет сделать. Тогда я стал
настаивать на том, чтобы фиксировать (фотографировать) археологические слои прямо
внутри гробницы, затем вынимать их через открытую её южную сторону, раскладывать
снаружи и изучать. Седов не принял моего предложения. Наметилось явное противоречие
между заказчиком – Церковью – и исполнителем.
Я стал собирать мнения действующих лиц нашего события. Алла Савировна
Зайкова15 была за нас, Павел Ефимович Мальцев – тоже, но решение в данной ситуации
принимал В.В. Седов, а он был против. Его усердно поддерживал Толмачёв, а остальные
помалкивали. Как сообщила моя супруга, археологи и инженеры, по их разговорам между
собой, собрались «зависнуть» в Суздале, по крайней мере на неделю. Они уже заказали
ресторан и баню…
В это время отец Арсений наблюдал за нами, стоя поодаль в соборе. Я попросил его,
как главного здесь представителя Церкви, выступить и надавить на археологов, чтобы они
продолжили раскопки. Отец Арсений ответил, что теперь от Церкви здесь главный – о.
диакон, дескать, мне и выступать. Я понял, что о. Арсений дипломатично решил пустить
лёгкую кавалерию – меня – вперёд. Тогда я попросил слова и повторил все наши аргументы,
а также присовокупил новый: Михаил, который привёз отца Максима из Москвы, сообщил
мне свою идею использовать автопогрузчик для того, чтобы поднять верхнюю плиту
гробницы. Я намеренно и всерьёз стал продвигать этот способ, коль скоро другие быстрые
способы продолжить раскопки археологов не устраивали. К моему удивлению, первым
меня поддержал Толмачёв. «Только, – сказал он, – как в собор заедет автопогрузчик так,
чтобы он не повредил пол и не задымил памятник архитектуры?» Я предложил
использовать электрокар, а заехать в собор через северные двери, находящиеся рядом с
гробницей святителя Илариона. Ещё больше меня удивило то, что Алла Савировна стала
соглашаться на такое, при условии, что ничего в соборе не будет повреждено и, конечно,
после согласования с Генеральным директором музея. Мы с отцом Арсением даже вышли
на улицу и осмотрели крыльцо северного входа в собор, чтобы изучить возможность
устройства настила для заезда автопогрузчика. Участники события поняли, по нашему
поведению, что мы готовы загнать хоть башенный кран в собор, чтобы обрести святые
мощи в срок.
В этот момент к гробнице своего небесного покровителя явился иеромонах Иларион
(Копытин)16 вместе с работниками монастыря, Максимом и Алексеем. Войдя в курс
обсуждения, он заявил, что, поскольку это требуется археологическими предписаниями, он
согласен делать новый проект, правда, посетовал, что на это придётся потратить денег
больше миллиона. О. Иларион, при поддержке приехавших с ним, сказал также, что идею с
электро-автопогрузчиком следует оставить, как не осуществимую. После того, как
окружающие заметили, что в церковном стане нет единства, отец Арсений предпринял
последнюю отчаянную попытку переломить ситуацию.
Он вышел на середину и очень обстоятельно, хотя и взволнованно, произнёс
примерно следующее: «Весь этот процесс, целью которого для Церкви является обретение
святых мощей святителя Илариона, длится уже полтора года, с тех пор, как Митрополия
подала заявку. Церковь оплатила все проекты и работы, даже прямо не относящиеся к
поискам и раскопкам. Если вы (ученые) хотите проводить какие-то свои дополнительные
исследования – пожалуйста, пусть даже это будет за наш счёт, мы не против! Но почему
наши-то просьбы и пожелания не учитываются? Все задержки в этом деле происходили не
по вине Церкви. И теперь, когда нам осталось протянуть руку, чтобы взять Святые мощи,
вы ставите нам новый препон. Нам нужно решить вопрос до 23 октября – до заседания
Синода. Если Вы не хотите продолжить дело нормально, то – пусть меня посадят в тюрьму! – сейчас я сам залезу в эту гробницу и достану Святые мощи!» В.В. Седов заметил на это,
что если кого и «посадят», то в первую очередь ответственного, его – Седова. Хотя,
впрочем, никого наверное и не посадят… «Конечно не посадят», – подумал я, – «максимум – вызовут полицию. Да и этого не будет. И вообще, никто никуда не полезет.»
Эмоциональное выступление отца Арсения произвело сильное впечатление на
окружающих, но «главный», Седов, оставался непреклонен. Итак, раскопки
останавливались.
О. Иларион отвёл о. Арсения в сторону и стал ему что-то говорить, очевидно,
успокаивая и советуя ему уйти. Затем группа церковников во главе с обоими отцами
направилась к выходу из собора. О. Иларион подошёл к моей супруге и сказал: «Матушка,
забирай отца Димитрия и уходите. Здесь больше делать нечего. Пусть о. Димитрий не
вздумает лезть в гробницу. А то – «посадят» отца Арсения, а у него 70 человек в
подчинении.» Слова о. Илариона, почему-то не сказавшего мне их прямо, а передавшего
через третье лицо, не возымели на меня никакого действия. У меня было непосредственное
благословение самого Митрополита17 – быть свидетелем этого события, и я был намерен
выполнить его, во что бы то ни стало. Кроме того, из нашего церковного полка здесь
оставался отец Максим из СККС и его водитель Михаил, тоже очень хороший человек. У
Михаила, которого я долго принимал за археолога, оказалась какая-то уникальная
способность сливаться с обстановкой, можно сказать, – быть «частью интерьера», никому
не мешая. При этом, находясь в самом центре и оставаясь почти незаметным, быть
полезным. Михаил каким-то образом втиснулся в щель между гробницей и северной стеной
собора и простоял там всё время раскопок в качестве светильника. Он, к благодарности
археологов, освещал фонариком внутреннее пространство гробницы. Отец Максим также,
по словам моей супруги, наблюдавшей всё со стороны, за всё время раскопок ни разу не
присел, а благоговейно и неподвижно стоял недалеко от гробницы и наблюдал за
происходящим.
Музейщики, грустно вздохнув, стали обсуждать, как они будут восстанавливать
«разрушения» археологов, а археологи стали продолжать какие-то свои, только им
понятные исследования: брали пробы раствора, камня, кирпича, делали множество замеров
и фотографий. Решили они также еще раз расшифровать и прочитать неоднократно до них
прочитанную надпись на восточной стене гробницы. Для чего девушка-археолог села
напротив и стала срисовывать эту надпись. Мужчины-археологи стали вполголоса шутить,
предвкушая вечерний поход в баню и в ресторан. Один из них – владимирский – тот,
который сказал, что он в гробницу не полезет, вообще, стал с другой девушкой смотреть на
компьютере не относящийся к данным раскопкам контент. В общем, интерес, эмоции и
активность как-то сразу поутихли.
Однако в нашем общем деле была ещё одна, может быть, незаметная для многих, но
важная составляющая, я бы сказал – ключевая. Дело в том, что молитва во всё время
раскопок не прекращалась. Кто-то молился внутреннее, кто-то – читал акафист святителю
Илариону. Из участников событий акафист читали двое – Ольга Михайловна Пащенко и
моя супруга. Но был ещё с нами иеромонах из Сибири, с Алтая (имя его, увы, я забыл). Он,
каким-то образом узнав о предстоящих раскопках, пришёл к самому началу, на молебен, и
молился где-то в помещении собора без перерыва до обеда. И, благодаря молитве, дело
обретения мощей направлялось уже не человеческой волей, но Божией.
Во втором часу дня в наше установившееся затишье (поскольку споры и
выступления закончились) ворвался этакий «весёлый ветер» и он «пропел» нам свою
новую, радостную для нас песню. К месту раскопок стремительно подошли две молодые,
по крайней мере по сравнению с В.В. Седовым, женщины – археолог Марина Викторовна
Вдовиченко18 и антрополог Мария Всеволодовна Добровольская19. Их должности и имена
я узнал позднее, а в тот момент я подумал: «Опять я ошибся в определении того, кто здесь
главный. Конечно же это она – Марина Викторовна, она самая главная, и она – за нас!».
Быстро разобравшись в ситуации, Марина Викторовна как о само собой
разумеющемся условии продолжения работ объявила, что «Нечто», что мы ищем, нужно
найти именно сегодня. Причём, это нужно сделать побыстрее, поскольку Мария
Всеволодовна – антрополог, которую она привезла с собой из Москвы – не может долго
ждать. И никто ей не возразил! Наоборот, все участники события, как будто получив новый
импульс, как-то подтянулись и стали обсуждать способ выполнения принятого решения. А.
Н. Толмачёв деловито – уже в который раз! – стал обмерять гробницу и что-то записывать
и рисовать в блокноте. При этом он говорил своим коллегам о каких-то металлических
профилированных трубах, из чего я сделал вывод о том, что он придумал конструкцию,
позволяющую быстро снять (?) верхнюю плиту гробницы – «блок», как назвала его вновь
прибывший наш «весёлый ветер» (или ангел?) Марина Викторовна Вдовиченко. Все бодро
засобирались на обед, после которого предполагалось начать и завершить главный акт
нашего потрясающего события, важнейшего в моей жизни.
«Ну что, поедем обедать?» – спросил меня как бы вышедший из-за кулис отец
Максим. Он всегда, как и его водитель Михаил, был рядом, при этом оставаясь незаметным.
На автостоянке возле собора мы сели, каждый в свой автомобиль, и я хотел было уже
отъезжать, как к нашей машине стремительно подошёл, чуть ли не подбежал, Александр
Николаевич Толмачёв. «Батюшка, – сказал он, – у Вас «Нива», с большим багажником на
крыше. Вот деньги, купите, пожалуйста, две трубы – металлопрофиль (такого-то сечения)
и привезите после обеда.» Я удивился тому, каким А.Н. Толмачёв может быть
обходительным и милым. Я отказался от денег и пообещал привезти всё, что нужно, и даже
больше. Я ещё раньше говорил Толмачёву о том, что у меня есть металлический материал
и предлагал его использовать.
Приехав к нам домой, батюшка Максим стал осматривать наше жилище, а мы с
Мишей притащили и загрузили на мой автомобиль металл. Для меня оставалась загадкой
конструкция, с помощью которой Толмачёв собирался сдвинуть плиту. Поэтому я, на
всякий случай, взял не две, а четыре профилированные трубы сечением 100×100 мм, длиной
2 метра и, на всякий случай, несколько штук более коротких уголков, а также две крепкие,
длинные стропы.
За обедом я рассказал отцу Максиму о напряжённой эпопее противостояния нашей
Владимирской митрополии с СККС, длившейся два года. В 2019 году Синодальная
комиссия по канонизации святых прислала во Владимирскую митрополию список
Владимиро-Суздальских святых, в котором не оказалось многих важных для церковного
народа имён: святителя Арсения Суздальского, святителя Илариона Суздальского и многих
других. То есть СККС не признавала их святыми. Это отдельная история о том, как всё
промыслительно и благополучно для нас завершилось. Мы с отцом Максимом упоминали
знакомые друг другу имена, обсуждали насущные церковные дела и вообще – с интересом
беседовали. Предоставив моей супруге провести для о. Максима и Михаила короткую
экскурсию по нашему дому, я поскорее поехал с грузом в собор.
Археологи уже были на месте. А.Н. Толмачёв, осмотрев материал, который я привёз,
взял только две трубы – металлопрофиль. Немного задержавшись снаружи, я вскоре зашёл
в собор и увидел уже готовую конструкцию, благодаря которой можно было продолжать
раскопки. Как оказалось, никто больше не собирался «демонтировать», то есть снимать или
сдвигать верхнюю плиту гробницы. На неё в продольном направлении, вдоль центральной
оси, положили две трубы квадратного сечения и обвязали их через открывшееся
пространство боковых стенок гробницы к её верхней плите с помощью
самозатягивающихся ремней. Таким образом получилась страховка. В случае, если бы
верхняя белокаменная плита, из-под которой убрали боковую стенку, в результате каких
либо физических процессов треснула бы, то её части не упали бы вниз. Вообще,
вероятность разлома при таком укреплении плиты была практически исключена.
Два молодых археолога под руководством В.В. Седова стали через разобранную
стенку вынимать из гробницы её содержимое и раскладывать в определенном порядке в
непосредственной близости. Сначала шли крупные осколки белого камня и кирпича. Затем
один из молодых археологов, лёжа, просунулся в гробницу и стал, не вставая с пола,
вынимать оттуда и подавать своим товарищам более мелкие предметы. Большей частью это
были всё те же фрагменты белого камня и кирпича, а также – дерева. Некоторые резные
деревянные детали сохранили на себе следы левкаса и позолоты и были достаточно
крепкими. Попадались также и фрагменты металла – железа, меди и латуни. Их назначение
быстро определить было невозможно. Был найден достаточно большой фрагмент холста с
толстым слоем левкаса и живописью на нём. А также – многочисленные фрагменты
другого, более крепкого, но без основы, левкаса с изображением орнамента. Кроме того,
почти сразу же был вынут ставший заметным через открывшийся проём предмет
шаровидной формы, лежавший на самой поверхности и привлекавший всеобщее внимание.
Он оказался резиновой грушей-спринцовкой. Как мне объяснили, она используется
реставраторами и археологами в качестве инструмента для сдувания пыли с поверхностей.
Наконец, после того, как гробница была освобождена от содержимого вглубь на
полметра, мы услышали приглушённый голос молодого археолога: «Есть деревянный
ящик.» Все как-то всколыхнулись и оживились. Мы стали молиться. У В.В. Седова, тоже,
как мне показалось, что-то заблестело в глазах, но внешне он оставался спокоен. Владимир
Валентинович продолжал наблюдать и методично отдавать команды своему молодому
коллеге, залезшему наполовину в гробницу.
После того, как ящик был освобождён от закрывавших его предметов и немного
очищен от пыли, наступила благоговейная пауза. Он – ящик, размером примерно
100×40×25 см – стоял у противоположной (северной) стенки гробницы, точнее, у самой
выложенной из плинфы стены собора. Освещавшие гробницу изнутри фонари придавали
моменту особенную таинственность. Что там? Неужели многолетние усилия, приложенные
для обретения святых мощей святителя Илариона, подошли к счастливому концу? Все
притихли, замерли…
Я хотел, чтобы отец Арсений присутствовал при долгожданном историческом
моменте – изъятии из захоронения этого небольшого гроба с останками великого угодника
Божьего. В 2014 году я из Казанского соборного храма перешёл служить в незадолго до
этого вновь отремонтированную Успенскую церковь под начало тогда недавно
рукоположенного в сан иеромонаха Арсения. Знакомы друг с другом мы были ещё с 1993
года. Я служил диаконом, а осиротевший пятилетний Андрюша – будущий отец Арсений –
с самого младенчества прислуживал в алтаре, пел на клиросе и выполнял самые
разнообразные церковные послушания. До 2000 года мы с ним вместе служили в разных
суздальских храмах. Затем наши пути разошлись на 14 лет. И вот теперь маленький
Андрюша, которому я когда-то помогал делать уроки английского языка, стал моим
начальником.
Тогда, 10 лет назад, мы с отцом Арсением, два первые клирика Успенского храма,
сидели в алтаре, вспоминали былую совместную службу и строили планы развития
церковной жизни Суздаля. Приходские рамки нам были тесны. Молодой иеромонах,
снедаемый ревностью по Бозе, хотел восстановить все храмы в Суздале, служить в них,
сделать действующим Спасо-Евфимиевский монастырь, – поднять церковную жизнь
Суздаля на высокий общероссийский уровень. Этот наш памятный разговор с отцом
Арсением происходил в день перенесения святых мощей святителя Арсения Суздальского20
из Богородице-Рождественского собора Суздальского кремля в Успенский храм. Тем
самым была выполнена наша задача «minimum». Задачей «maximum» в тот день мы
поставили себе то, что произошло теперь – обрести святые мощи святителя Илариона,
митрополита Суздальского. И вот, благодаря Богу, этот день настал.
Итак, ящик можно было вынимать из гробницы, но археологи не делали этого,
поскольку отец Арсений хотел лично при этом присутствовать. После того, как они с о.
Иларионом, полагая, что раскопки на какое-то время закончились, ушли из собора, я держал
отца Арсения в курсе событий с помощью сообщений и фотографий по телефону. Отец
Арсений поехал по срочному делу в областной центр, но иногда звонил моей супруге
матушке Софии и узнавал от неё о происходящем. Он безнадёжно застрял во владимирских
пробках и не успевал к самому волнующему моменту – археологи долго ждать не могли.
Наконец, отец Арсений отдал распоряжение: ждать отца Илариона и без него к святым
мощам не прикасаться.
Иеромонах Иларион был в Суздале. Он приехал вместе с помощником Максимом
Крицким, которого сразу же отправил в Успенскую церковь за епитрахилью и поручами.
Эти предметы священнического облачения были необходимы для того, чтобы взять в руки
Святыню, которую мы должны были – в этом у нас не было никакого сомнения – обрести.
После некоторой благоговейной паузы отец Иларион одел священническое облачение.
Теперь всё было готово к тому, чтобы достать ящик из гробницы. Перед тем, как сделать
это, Александр Николаевич Толмачёв в свойственной ему стремительной манере подошёл
к отцу Илариону, сложил крестообразно руки и попросил у него благословение, чем ещё
раз удивил меня. Потом он сразу пролез в гробницу, пододвинул ящик поближе к её краю
и они, вместе с другим археологом, извлекли маленький гробик наружу. Некоторое время
деревянный ящик лежал на полу возле гробницы, затем его переставили на стол, посередине
всего действа. Вообще, все эти манипуляции ощущались присутствующими как
священнодействие. Они происходили в благоговейной тишине, очень осторожно – плавно,
при мягком, каком-то неземном, как мне казалось, свете…
С помощью молотка и старой «убитой» стамески Толмачёв стал отдирать верхние
доски ящика. Когда это было сделано, мы увидели парчовую пелену, покрывавшую
неровную поверхность. Формы выпуклостей не оставляли сомнений в том, что под
покровом лежат человеческие череп и кости. Антрополог М.В. Добровольская приступила
к своей работе. Мария Всеволодовна сняла покрывало, и нашим взорам открылись святые
мощи. Святитель Иларион митрополит Суздальский лежал перед нами покойно,
«торжественно и чудно», озаряемый каким-то небесным светом. Он был красив. Вид черепа
святителя (хочется сказать – лица) не пугал, не отвращал, а наоборот – был приятным и
располагающим. Казалось, он – череп – имел «выражение лица» – лица прекрасного,
чистого, святого. Умиротворение и благодать буквально накрыли всех присутствующих.
Казалось, Небо отверзлось и живой, совершенно реальный святитель Иларион вошёл в свой
собор, на свою митрополичью кафедру и преподал нам – его пастве – своё архиерейское
благословение. Мы ощутили себя детьми, просителями, соискателями, пришедшими с
поклоном к нашему отцу и господину, – к тому, кто был здесь самым главным.
Объятые величием момента, мы замерли, погрузившись каждый в свои самые
сокровенные мысли. Вдруг случилось то, чего я никак не ожидал от отца Илариона. Он
приобнял меня и сказал: «Поздравляю! Всё получилось!» При этих словах взаимная наша
неприязнь куда-то испарилась, отчего у меня что-то подкатило к горлу и увлажнило глаза.
В тот великий момент исчезло из души всё земное, бренное, мелочное – от того, что
святитель Иларион тихо преподал «мир всем», и этот мир наступил.
В эти минуты отец Арсений, наконец, появился на месте обретения святых мощей,
но он не стал менять роли в этом святом церковном деянии. Отец Иларион продолжал
возглавлять процесс. Собственно, от священника в облачении теперь требовалось
переложить святые мощи в коробку для транспортировки в Москву на антропологическую
экспертизу, как это было предусмотрено договорённостью Ин-та археологии РАН и
Патриархией. Понимая, что святые мощи скоро увезут, матушка София подошла ко мне и
спросила, можно ли приложиться к Святыне? Она имела ввиду – поцеловать святые мощи.
По церковной традиции, к вновь обретённым святым мощам святых угодников Божьих
прикладываются верующие люди, и в этот момент многие из них получают исцеления от
болезней и другую помощь. При обретении святых мощей святителя Арсения в 2005-м году
здесь же, в Богородице-Рождественском соборе получила сильное облегчение от страданий
девочка – тяжёлый инвалид детства. Её приложили к святым мощам, после чего она сразу
же прекратила плакать от постоянной внутренней боли и стала спать по ночам. Вообще,
тогда, при обретении святых мощей святителя Арсения, многие люди взяли себе в качестве
домашних святынь частицы гроба, кусочки облачения и землю из его могилы.
На этот раз было по-другому. О. Иларион не разрешил прикладываться к святым
мощам. Можно было, наверное, сделать это вопреки его запрету, что означало бы проявить
демонстративное непослушание. Святость момента была бы нарушена и благодать ушла
бы. Благодать – вещь тонкая… Поэтому мы с матушкой Софией только потихоньку
коснулись рукой святых мощей святителя. Иеромонах же Иларион, несмотря на свои
прямые обязанности, не стал прикасаться к Святыне. Когда нужно было переложить святые
мощи в коробку для дальнейшей транспортировки, отец Иларион сказал: «Пусть это
сделают нежные женские руки.» Святые мощи были переложены антропологом М.В.
Добровольской в приготовленный отцом Арсением пластиковый контейнер, внутреннее
пространство которого уплотнили поролоном. Теперь их предстояло перевезти в Москву в
Институт археологии для исследования, которое нам обещали закончить 21 октября.
Я подошёл к отцу Арсению, мы обнялись, поздравили друг друга. «Ну что, – спросил
он меня, – добились своего? Теперь Вы довольны?» И о. Арсений пояснил стоявшему рядом
о. Максиму то, что я тут всех «замучил» с этим делом – с обретением святых мощей
святителя Илариона.
Главное событие состоялось, но археологические раскопки ещё не были завершены.
Продолжение работ и, очевидно их окончание, было перенесено на следующий день. Мы с
отцом Максимом и его верным помощником Михаилом, окрылённые успехом нашей, так
сказать, миссии, договорились за трапезой у нас дома отпраздновать это великое событие.
Ужин прошёл в атмосфере радости, духовного единения и родства. Я поделился с о.
Максимом мыслью о том, что теперь, когда достигнута цель, бывшая главной в моей жизни
на протяжении по крайней мере десяти лет, мне можно будет, так сказать, почить –
отдохнуть, переключиться на хозяйственные вопросы по дому и огороду. Но отец Максим
сказал мне, что теперь-то всё только, не то чтобы начинается, а вступает в самую активную
фазу. Он имел ввиду мою деятельность по возвращению святителя Илариона митрополита
Суздальского в сонм святых. Судя по дальнейшему развитию событий, слова отца Максима
могут оказаться пророческими.
День третий. На следующий день (17 октября, четверг) археологи с самого утра
продолжили свою работу. Сначала так же, как накануне, молодой учёный, пролезший
наполовину внутрь гробницы, лёжа на животе, внимательно изучал увиденные им
артефакты и подавал их наружу. Были найдены латунные предметы, назначение которых
сходу нельзя было определить, и две монеты – серебряная и медная. Серебряная – 50 копеек
1867 года. Затем археолог, делавший эту работу, стал сгребать совком грунт, песок, щебень,
прочие мелкие фракции и складывать их в мешки, там же в гробнице. Из погребения
святителя Илариона было вычищено всё, что там находилось, вплоть до лежавшей на дне
белокаменной плиты. Именно в таком состоянии, по обещанию А.С. Зайковой, гробница
будет сохраняться в соборе в дальнейшем.
Археологи продолжали свои исследования: они делали замеры, фотографировали,
брали пробы раствора кладки не только на месте раскопок, но и в других местах внутри и
снаружи собора. Одна молодая женщина-археолог для своих исследований даже полностью
залезла в гробницу. Я им всем подарил и подписал книги: «Житие святителя Илариона,
митрополита Суздальского с акафистом», изданные в Троице-Сергиевой Лавре в 2020 г. Мы
очень тепло поговорили с Владимиром Валентиновичем Седовым: извинились за
возможные неприятности, доставленные друг другу в ходе работы, и выразили взаимные
благопожелания.
Тем временем руководство и сотрудники музея решали, что делать с находками из
погребения святителя Илариона. Наиболее ценные предметы, как можно предположить,
были изъяты из захоронения в 1935-м году А.Д. Варгановым. Но о их дальнейшей судьбе
мне А. С. Зайкова и С. Н. Вахтанов ничего не могли сообщить. О том, что ценные вещи в
могиле архиерея могли быть, говорит хотя бы то, что при раскопках святых мощей
святителя Арсения, захороненных в соборе в землю под чугунными плитами пола, был
найден серебряный с золотом и драгоценными камнями наперсный крест. В погребении
святителя Илариона никак ценных с материальной точки зрения вещей не было. Это и не
удивительно, поскольку в данном случае мы имели дело с перезахоронением,
произведённым в период богоборческой власти в стране. Страха Божьего, или благоговения
перед святыней, от руководства государственных органов и учреждений того времени вряд
ли можно было ожидать. Например, по свидетельству очевидцев, святые мощи с
древнейших времён почитаемого святителя Иоанна Суздальского (на кафедре ок. 1363
1373) были изъяты из раки и хранились в музее в картонной коробке из-под пива.
Слава Богу, какая-то добрая, верущая душа (возможно, подписавший акт 1945 года
сторож музея С.И. Качалов), насколько могла, украсила последнее вместилище,
содержавшее святые останки митрополита. Добротно сделанный в виде маленького гробика
ящик был внутри выложен парчовыми церковными облачениями, взятыми, видимо, из
запасников музея. Поверх святых мощей был положен также парчовый воздух, на котором
лежал деревянный восьмиконечный крест. Надпись, сделанная чьей-то заботливой рукой
печатными буквами, химическим карандашом на внутренней стороне верхних досок ящика
тоже говорит о том, что её автор с почтением относился к святителю Илариону, который
здесь назван первым митрополитом Суздальским. Согласно музейных преданий, А.Д.
Варганов тоже с большим уважением относился к святителю, но надпись на досках ящика,
скорее всего, сделана другим человеком, возможно, по указанию директора. Об этом
говорит как различие почерков, так и то, что в надписи из погребения слово «Илларион»
написано с двойной буквой «л», в то время как А Д. Варганов имя «Иларион» писал по
современному – с одной буквой «л».
С целью первоначальной экспертной оценки предметов облачения, найденных
вместе со святыми мощами, из Владимира была вызвана женщина-специалист по тканям.
Парчовые пелену и набедренник она датировала XIX веком, а кусок саккоса и нижней
одежды определила как более ранние. Реставратор тканей очень осторожно разложила на
столе скомканный остаток саккоса, вышитого серебряной нитью по чёрному бархату, цвет
которого, по определению специалиста, изначально был красным. Рисунок орнамента
находки очень сильно напоминает рисунки орнаментов архиерейского облачения на
портретах святителя Илариона. Для более детальных исследований все атрибуты из ткани
были взяты в музей во Владимир.
Сергей Николаевич Вахтанов, главный хранитель Суздальского филиала Музея,
очень заботился о том, чтобы найти осколки верхней плиты гробницы, поскольку, если
сейчас не воспользоваться такой возможностью, в дальнейшем её уже не будет никогда.
Очевидно, ещё при Варганове, во время демонтажа, этот белокаменный блок весом почти
полторы тонны уронили, и от него откололись разного размера куски. Марина Викторовна
Вдовиченко чуть ли не заплясала от радости, когда приложила к торцевой части плиты
вынутый из гробницы угловой осколок, и он подошёл к месту. На одной из трёх граней
этого осколка была высечена буква «Л» – первая в надгробной надписи, гласившей: «Лета
Гсподня 170821 декембрия 14 числа преставися раб Божий Преосвященный Господин
Илларион первый митрополит Суждальский и Юрьевский. Архиерействовав на престоле
своём апостол подражательно и учительством, 26ти лет и 3 дни. Возведен же быв с
Флорищевой Пустыни 168122 лета декембрия 11 … И тело… угото… и положих же е…».
Позднее, когда все специалисты-археологи разъехались, мне удалось найти ещё три
гранёных, а значит, видных снаружи, осколка от крышки гробницы. Это было волнующее
и увлекательнейшее занятие – собирать такой значительный для истории пазл прямо на
памятнике культурного наследия. А. С. Зайкова сказала, что специалист-реставратор по
камню приклеит все найденные фрагменты к гробнице святителя Илариона.
Научные исследования на месте раскопок подходили к концу, и теперь музейщикам
и реставраторам предстояло восстановить место захоронения святителя Илариона в
прежнем внешнем виде. Внутри гробницы по решению руководства музея отныне
останется пустое пространство до самого дна – до нижней белокаменной плиты. Возможно,
когда-нибудь археологические раскопки на этом месте будут продолжены в более глубоких
культурных слоях, а пока нужно было освободить помещение собора от предметов, не
представлявших интерес для музея. Это были: обломки белого камня, целый и битый
красный кирпич, хорошо сохранившиеся фрагменты резных украшений из дерева, щепки
сгнившего дерева, очень ветхие (на глазах превращающиеся в прах) лоскутки материи,
частицы покрашенного левкаса, в том числе с позолотой, кусочки чёрного металла, крошки
известкового и цементного раствора, песок, грунт, а также обрывки страниц какого-то
печатного дореволюционного текста, советской газеты «Правда» и даже высохшие цветы
лилии.
Кроме главной святыни – святых мощей – всё остальное содержимое могилы святого
угодника Божьего для верующих людей тоже является вещественной святыней, которую
можно хранить дома, прикладываться к ней, молитвенно обращаясь к освятившему её
первообразу, в данном случае – к святителю Илариону. Поэтому с моей стороны было до
музейного начальства доведено согласованное с митрополитом Тихоном и иеромонахом
Арсением предложение – взять в распоряжение Церкви все не принятые музеем находки.
Эта моя просьба очень пришлась по душе представителям музея. П.Е. Мальцев сказал, что
для музейщиков всегда существует проблема – куда девать, так сказать, отходы такого
рода? «Мы их утилизируем», – пояснила А.С. Зайкова. С.Н. Вахтанов на мой вопрос, как
они утилизируют подобные вещи, ответил, что иногда, если это незначительное количество
грунта, песка, или каких-то мелких фрагментов, он лично рассыпает их в незаметных
местах на территории собора. В большинстве же подобных случаев Сергей Николаевич
отдаёт распоряжение вынести такие «отходы» в мусорный контейнер. В данной же
ситуации, при таком большом объёме «утиля», вариант оставался один – вывезти ненужные
музею находки из погребения святителя Илариона, митрополита Суздальского на свалку.
Христианская совесть С.Н. Вахтанова терпела бы от этого муки, его профессиональное эго,
как главного хранителя музея, также было бы потревожено: на выброс должны были пойти
большие белокаменные куски гробницы, фрагменты резьбы по дереву, целые,
«иларионовские» кирпичи, и проч. «Иларионовскими» археологи и музейщики называют
кирпич особого стандарта: 27,5/13/8 см., применение которого в строительстве началось на
многочисленных зданиях, построенных по инициативе и на средства святителя Илариона.
У Сергея Николаевича, по его словам, камень с души упал, когда я сказал, что мы – Церковь – заберём всё, что вынуто из гробницы и осталось лежать рядом с ней, поскольку даже пыль
из этого святого места для нас священна.
Послесловие. Музейщики и археологи свое обещание сдержали – ко времени
предполагаемого визита Патриарха в Суздаль святые мощи Илариона были возвращены в
Суздаль. 26 декабря 2024 года в канун дня преставления святителя они уже находились в
приспособленной для них раке в Воскресенском соборе. Но Святейший не приехал, и
решения о всероссийской канонизации святителя Илариона Священный Синод так пока и
не принял. Архиерейскую службу в день памяти (кончины) святителя 27 декабря (нового
стиля) возглавил епископ Ковровский Стефан. Его Преосвященству сослужил большой
сонм духовенства Владимирской епархии. На клиросе пел Архиерейский хор Успенского
кафедрального собора города Владимира. За богослужением молились настоятельницы
женских суздальских монастырей, горожане и гости города. По отпусте литургии было
совершено славление святителя Илариона перед ракой с его честными мощами. В
завершение епископ Стефан поздравил казначея Спасо-Евфимиева монастыря иеромонаха
Илариона с днём тезоименитства. В настоящее время рака со святыми мощами
святителя перенесена в Казанскую церковь. После праздничного богослужения гостям
священникам, представителям некоторых епархий, были подарены частицы драгоценной
Святыни – святых мощей святителя. Так частицы мощей попали и в нашу Шуйскую
епархию, причём одна из них была выделена для нашего Свято-Смоленского храма в с.
Старая Южа. Через присутствие мощей святителя в нашем алтаре теперь и мы
причастны к делу подготовки всероссийского прославления этого великого угодника
Божия.
1Полное название музейного учреждения: ФГБУК «Владимиро-Суздальский историко-архитектурный и
художественный музей-заповедник», в дальнейшем в тексте статьи – «Музей».
2Археолог-славист, главный научный сотрудник Отдела средневековой археологии Института археологии
РАН, доктор искусствоведения, член-корреспондент РАН.
3Иеромонах Арсений – настоятель Спасо-Евфимиева мужского монастыря г.Суздаля, благочинный
Суздальского благочиния.
4 О. Димитрий (Дмитрий Леонидович) Красовский, клирик Свято-Евфимиева монастыря Владимиро
Суздальской епархии. Глубоко почитая святителя, он явился инициатором дела обретения его святых мощей.
Уроженец Урала, он приехал потрудиться на благо Церкви в Суздаль в начале 1993 г., очень скоро был
рукоположен в священный сан диакона и оказался единственным клириком, какое-то время служившим во
всех храмах г. Суздаля.
5 Толмачёв Александр Николаевич – начальник отдела декоративно-прикладного искусства культовых
сооружений АО «Владимирреставрация».
6Пащенко Ольга Михайловна – начальник Отдел реставрации и сохранения объектов культурного наследия
ООО «Областное проектно-изыскательское архитектурно-планировочное бюро» (г. Владимир), член Союза
архитекторов России.
7Бекетова Евдокия Ивановна работала в Суздальском музее, а затем во Владимиро-Суздальском музее в
1945-1983 гг. Потом вышла на пенсию. Была в разное время научным сотрудником, хранителем коллекций и
даже реставратором по тканям.
8Горелышев Роман Викторович – экскурсовод Владимиро-Суздальского музея-заповедника.
9 Варганов Алексей Дмитриевич (1905-1977) – советский искусствовед, архитектор-реставратор, музейный
деятель. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1957). С 1931 г. руководил Суздальским музеем и после его
вхождения в объединённый музей – совсем недолго – Владимиро-Суздальским.
10 Глазов Виктор Петрович (1938-2008) – археолог, открывший ряд важных памятников во Владимирской
области, Заслуженный работник культуры Российской Федерации, автор научных публикаций по разным
археологическим эпохам Волго-Окского междуречья.
11 Козлов Дмитрий Александрович – заведующий отделом реставрации и ремонта недвижимых объектов
Музея.
12 Мальцев Павел Ефимович – заместитель генерального директора Музея по реставрации, строительству и
эксплуатации.
13 Вахтанов Сергей Николаевич – старший научный сотрудник сектора истории архитектуры научно
исследовательского отдела музея. В его обязанности входит контроль за состоянием ряда суздальских
архитектурных памятников, в том числе собора Рождества Богородицы (он отвечал за то, чтобы при поисках
ничего не повредилось).
14 Дело в том, что, участвуя в подготовке документов для Синодальной комиссии по канонизации святых, о.
диакон составил особый тропарь – на том основании, что имевшиеся отражали больше монашеский подвиг
святителя в молодости, а тут надо было прославить его общероссийские труды. Текст тропаря был одобрен
епархиальным архиереем (нижеприводимый текст в редакции Его Высокопреосвященства митр.Тихона).
15 Зайкова Алла Савировна – директор Суздальского филиала Музея, заслуженный работник культуры России.
16 Настоятель Воскресенского кафедрального собора г. Суздаля, насельник Спасо-Евфимиева монастыря,
эконом Владимиро-Суздальской епархии.
17 Епархиальным архиереем Владимиро-Суздальской епархии на тот момент являлся митрополит Тихон
(Емельянов), возглавлявший Владимиро-Суздальскую митрополию с 28.12.2018 по 27.12.2024.
18 Вдовиченко Марина Викторовна – заместитель директора Института археологии РАН, заведующая
Лабораторией архитектурной археологии, кандидат искусствоведения.
19 Добровольская Мария Всеволодовна – ведущий научный сотрудник Института археологии РАН,
заведующая Лабораторией контекстуальной антропологии, доктор исторических наук, член-корреспондент
РАН.
20 Архиепископ Арсений Суздальский и Тарусский (на кафедре 1616-1625 гг.) – родился в Греции в 1550 г., там
был архиепископом Элассонским (1584-85 гг.), но с 1588 г. стал жить в Москве (сначала – в составе посольства
для решения вопроса о русском патриаршестве). В 1597 г. назначен архиепископом Архангельским, в 1613
15 гг. – архиепископ Тверской. Автор ряда важных исторических сочинений, делал много вкладов в обители
разных стран, строил храмы, после кончины 29 апреля 1625 г. стал почитаться в Суздале. В 1982 г. его имя
было включено в собор Владимирских святых.
21 Дата кончины 1708-й год является ошибочной, получившейся при механическом отнятии числа 5508 от
датировки события «От сотворения мира» (7216-й – год кончины святителя), которая применялась на Руси
вплоть до 20-30-х годов XVIII века. Дело в том, что до Указа Петра I (о праздновании Нового года 1 января и
переходе на европейское летоисчисление от Рождества Христова) год был «осенним», начинался с 1
сентября, а потому при пересчёте на «январский» год к месяцам с сентября по декабрь для получения верной
даты по христианской эре должно было быть применяемо отнятие числа 5509. То есть верной будет дата
кончины 1707-й год.
Данных об изготовлении упомянутой белокаменной плиты не имеется, но очевидно, что она (и
надпись на ней) была установлена не ранее второй половины XVIII века.
22 Здесь год указан верно.